Весной я рассталась со своим психологом. Из отношений я вышла с ощущением, что меня морально изнасиловали. Ни один мужчина в моей жизни не позволял себе разговаривать со мной так грубо и агрессивно.
Но я привыкла брать ответственность на себя. Поэтому в каждой ситуации ищу, а что я могла сделать по-другому? Чтобы не испортить отношения, уладить конфликт. Думаю, что умей я разговаривать в стиле “Ненасильственного общения” Маршалла Розенберга, все могло бы пойти иначе.
Ведь Маршалл, американец, сумел обратить в друга даже мусульманина из лагеря для беженцев, который сначала был готов его растерзать на месте:
“«Душегуб, головорез, детоубийца»
Во время выступления я вдруг заметил приглушенный шум, пробежавший по рядам. «Они шепчут друг другу, что вы американец!» – предупредил меня переводчик, и как раз в этот момент один из слушателей вскочил на ноги. Глядя мне прямо в лицо, он закричал изо всех сил: «Душегуб!» Десяток голосов сразу же подхватили хором: «Душегуб! Головорез! Детоубийца!»
К счастью, я сумел сосредоточиться на том, что этот человек чувствует и чего ему не хватает... По пути в лагерь я видел несколько пустых канистр из-под слезоточивого газа – накануне вечером лагерь подвергся обстрелу. На каждой канистре явно виднелась надпись «Сделано в США»...
Я обратился к человеку, назвавшему меня убийцей:
- Вы злитесь, потому что хотели бы, чтобы мое правительство иначе распоряжалось своими ресурсами? (Я не знал, верна ли моя догадка. Важнее было мое искреннее желание понять, чего он хочет и что чувствует.)
Мужчина: Черт возьми, конечно, я злюсь! Думаете, нам тут нужен слезоточивый газ? Нам нужна канализация, а не ваш слезоточивый газ! Нам нужно жилье! Нам нужна собственная страна!
- Итак, вы испытываете гнев и хотели бы поддержки в улучшении условий вашей жизни и обретении независимости?
Мужчина: Знаете, каково это – прожить здесь двадцать семь лет, как я, вместе с семьей – детьми и всеми остальными? Вы хоть представляете, каково нам?
...Наш диалог продолжался. Следующие двадцать минут этот человек выплескивал свою боль, а я пытался в каждом предложении услышать чувства и потребности. Я не высказывал согласия или несогласия. Я принимал его слова – не как нападки, а как подарки от человеческого существа, которое хочет открыть мне душу и поделиться глубокой уязвимостью.
Когда он почувствовал, что его поняли, он смог выслушать мое объяснение причин, по которым я прибыл в лагерь. Спустя час тот самый человек, который называл меня убийцей, пригласил меня к себе домой на ифтар – ужин во время Рамадана.”
Мне кажется это безмерно круто! Очень высокая планка – это ненасильственное общение: среагировать не из своей боли, а увидев потребности другого человека.
Я бы хотела научиться прыгать так высоко.